вторник, 18 августа 2020 г.

МУЖЕСТВО БЫТЬ СОБОЙ

Всякий раз, когда я делал не то, что хочу, – я убивал себя.
Каждый раз, когда я говорил кому-то «Да»
в то время, как хотел сказать «Нет» – я убивал себя.

В. Гусев

Вся жизнь индивида – это не что иное, как процесс рождения себя;
мы, наверное, рождаемся окончательно к моменту смерти,
хотя трагическая участь большинства людей – умереть, не успев родиться.

Эрих Фромм

Начну с моей любимой притчи Кафки «Врата закона».

У врат Закона стоял привратник. Пришёл к привратнику поселянин и попросил пропустить его к Закону. Но привратник сказал, что в настоящую минуту он пропустить его не может. И подумал посетитель и вновь спросил, может ли он войти туда впоследствии?


— Возможно, — ответил привратник, — но сейчас войти нельзя.

Однако врата Закона, как всегда, открыты, а привратник стоял в стороне, и проситель, наклонившись, постарался заглянуть в недра Закона. Увидев это, привратник засмеялся и сказал:

— Если тебе так не терпится, попытайся войти, не слушай моего запрета. Но знай: могущество моё велико. А ведь я только самый ничтожный из стражей. Там, от покоя к покою, стоят привратники, один могущественнее другого. Уже третий из них внушал мне невыносимый страх.

Не ожидал таких препон поселянин: «Ведь доступ к Закону должен быть открыт для всех в любой час», — подумал он. Но тут он пристальнее взглянул на привратника, на его тяжёлую шубу, на острый горбатый нос, на длинную жидкую чёрную монгольскую бороду и решил, что лучше подождать, пока не разрешат войти.

Привратник подал ему скамеечку и позволил присесть в стороне, у входа. И сидел он там день за днём и год за годом. Непрестанно добивался он, чтобы его впустили, и докучал привратнику этими просьбами. Иногда привратник допрашивал его, выпытывал, откуда он родом и многое другое, но вопросы задавал безучастно, как важный господин, и под конец непрестанно повторял, что пропустить его он ещё не может.

Много добра взял с собой в дорогу поселянин, и всё, даже самое ценное, он отдавал, чтобы подкупить привратника. А тот всё принимал, но при этом говорил:

— Беру, чтобы ты не думал, будто ты что-то упустил.

Шли года, внимание просителя неотступно было приковано к привратнику. Он забыл, что есть ещё другие стражи, и ему казалось, что только этот, первый, преграждает ему доступ к Закону. В первые годы он громко проклинал эту свою неудачу, а потом пришла старость, и он только ворчал про себя.

Наконец он впал в детство, и, оттого что он столько лет изучал привратника и знал каждую блоху в его меховом воротнике, он молил даже этих блох помочь ему уговорить привратника. Уже померк свет в его глазах, и он не понимал, потемнело ли всё вокруг, или его обманывало зрение. Но теперь, во тьме, он увидел, что неугасимый свет струится из врат Закона.

И вот жизнь его подошла к концу. Перед смертью всё, что он испытал за долгие годы, свелось в его мыслях к одному вопросу — этот вопрос он ещё ни разу не задавал привратнику. Он подозвал его кивком — окоченевшее тело уже не повиновалось ему, подняться он не мог. И привратнику пришлось низко наклониться — теперь по сравнению с ним проситель стал совсем ничтожного роста.

— Что тебе ещё нужно узнать? — спросил привратник. — Ненасытный ты человек!

— Ведь все люди стремятся к Закону, — сказал тот, — как же случилось, что за все эти долгие годы никто, кроме меня, не требовал, чтобы его пропустили?

И привратник, видя, что поселянин уже совсем отходит, закричал изо всех сил, чтобы тот ещё успел услыхать ответ:

— Никому сюда входа нет, эти врата были предназначены для тебя одного! Теперь пойду и запру их.

Красивая и глубокая притча, наполненная экзистенциональной тоской и печалью. Тоской за непрожитую жизнь. Ее герой умер в ожидании жизни, ему не хватило мужества для того, чтобы встретиться с собой.

Явно или подспудно эта тема «звучит» в жизни каждого человека, обостряясь в периоды экзистенциональных кризисов. «Кто Я?», «Для чего пришел в этот мир?», «Так ли я живу?», «С теми ли я живу, с кем хочу жить?» – чаще всего эти вопросы хотя бы раз в жизни встают перед каждым человеком.

Уже сама постановка этих вопросов требует определенного мужества, так как предполагает необходимость честной инвентаризации своей жизни и встречи с собой. Именно об этом еще один известный текст.

Старый еврей Авраам, умирая, подозвал к себе своих детей и говорит им:

– Когда я умру и предстану перед Господом, то он не спросит меня: «Авраам, почему ты не был Моисеем?» И не спросит: «Авраам, почему ты не был Даниилом?» Он спросит меня: «Авраам, почему ты не был Авраамом?!».

Встреча с собой неизбежно обостряет тревогу, так как ставит человека перед выбором – между Я и не-я, Я и Другим, своей жизнью и чьим то сценарием.

И всякий раз в ситуации выбора мы сталкиваемся с двумя альтернативами: Спокойствие или Тревога.


Выбирая привычное, знакомое, устоявшееся, мы выбираем спокойствие и стабильность. Мы выбираем знакомые пути, сохраняем уверенность в том, что завтрашний день будет похож на сегодняшний, полагаясь на других. Выбирая новое – мы выбираем тревогу, так как остаемся один на один с собой. Это как ехать в поезде, зная, что у тебя есть гарантированное место, определенный маршрут, гарантированный минимум удобств (в зависимости от класса вагона), конечный пункт. Выйдешь из поезда – и сразу откроются новые возможности, но одновременно и повысится тревога и непредсказуемость. И здесь нужно мужество, чтобы положиться на себя и на судьбу.

Цена спокойствия – психологическая смерть. Выбор спокойствия и стабильности приводит к отказу от развития и в итоге к отчуждению от своего Я, принятию ложной идентичности. И тогда неизбежно оказываешься перед закрытыми воротами своей жизни, как герой притчи Кафки.

Быть собой – значит быть живым, рисковать, делать выборы, встречаться с собой, своими желаниями, потребностями, чувствами и неизбежно сталкиваться с тревогой неопределенности. Быть собой – значит отказываться от ложных идентичностей, снимать с себя как с луковицы слой за слоем не-себя.

И здесь мы неизбежно встречаемся с выбором между собой и другими. Выбор себя нередко предполагает отвержение другого.

И здесь бы не свалиться в крайности. Цена альтруизма – забвение себя. Цена эгоизма – одиночество. Цена стремления быть всегда для всех хорошим – предательство себя, психологическая смерть, а нередко и физическая в виде болезней. Далеко не всегда в этом выборе между собой и другими человек выбирает себя.

Что же это за цена, ради которой человек отказывается от самого себя?

Эта цена – любовь. Величайшая социальная потребность – быть любимым. Взрослые кто осознанно, а кто интуитивно знают об этом и пользуются этим, воспитывая детей. «Будь таким, как я хочу, и я тебя буду любить» – вот нехитрая, но действенная формула отказа от своего Я.

В дальнейшем потребность в любви от Другого трансформируется в потребности в признании, уважении, принадлежности и многие другие социальные потребности. «Откажись от себя и ты будешь наш, мы признаем, что ты – это ты!».

В одном из моих любимых фильмов «Тот самый Мюнхгаузен» Марка Захарова и Григория Горина выбор для героя между собой и другими – это выбор между жизнью и смертью. Смертью не физической, а психологической. Все окружение барона не хочет признать его уникальности, пытается сделать его таким, как они.

«Присоединяйтесь, барон!» – настойчиво звучат их голоса, станьте одним из нас.

«Присоединяйтесь, барон!» это значит – откажитесь от своих убеждений, от того, во что ты веришь, соври, откажись от себя, предай себя! Вот цена социального комфорта!

Однажды барон Мюнхгаузен уже отказался от себя, попрощался со своей прошлой безумной жизнью и стал обыкновенным садовником по фамилии Милллер.

— Откуда такая фамилия? — удивился Томас.

— Самая обыкновенная. В Германии иметь фамилию Миллер — все равно что не иметь никакой.

Так символично автор текста передал идею отказа от себя, потери себя и своей идентичности.

По каким критериям можно судить о психологической смерти?

Маркеры психологической смерти:

Депрессия

Апатия

Скука

Маркерами психической жизни в свою очередь являются:

Креативность

Юмор

Сомнения

Радость


Что приводит к отказу от своего я и в итоге к психологической смерти?

Здесь мы сталкиваемся с целым рядом социальных посланий, оценочных по сути и предполагающих отказ от собственной идентичности: «Не выпячивайся!», «Будь как все!», «Будь таким, каким я хочу!», «Соответствуй роли, статусу, положению…» – вот лишь некоторые из них.

Встречаясь с такого рода посланиями, человек встречается с сильными чувствами, которые приводят к отчуждению от Я и принятию ложной идентичности. Нерешенная задача психологического рождения в свое время (кризис Я-сам) накладывается на следующий кризис – подростковый, середины жизни…

Что это за чувства, которые останавливают процесс психической жизни и приводят к отказу от своего Я?

Страх

Стыд

Вина

При этом и страх, и стыд, и вина могут выступать мотиваторами восстановления психической жизни, если они имеют экзистенциальную природу. К примеру, страх за непрожитую жизнь.

Более подробно хочу остановиться на экзистенциальной вине . Экзистенциальная вина – вина перед самим собой за неиспользованные в прошлом возможности. Сожаление об упущенном времени… Боль от непроизнесенных слов, от невыраженных чувств, возникающая тогда, когда уже поздно… Нерожденные дети… Невыбранная работа… Неиспользованный шанс… Боль, когда уже невозможно отыграть назад. Экзистенциальная вина – ощущение предательства самого себя. И от этой боли мы тоже можем прятаться – загружая себя ненужными делами, сеьезными проектами, сильными чувствами…

С другой стороны есть чувства, реанимирующие собственное Я и подталкивающие к поиску своей подлинной идентичности.

Чувства, которые восстанавливают процесс психической жизни:

Удивление

Злость

Отвращение

И еще любопытство. Любопытство позволяет преодолевать страх. Вся наша жизнь между страхом и любопытством. Побеждает любопытство – побеждает жизнь, развитие; побеждает страх – побеждает психологическая смерть.

У каждого человека есть предел, черта, перейдя которую он перестает быть собой. Чаще всего это связанно с ценностями, именно они являются стержнем идентичности.

Ценность чего-либо бывает легче опознать тогда, когда это нечто теряешь. Потеря чего-то ценного для человека субъективно переживается им как сожаление. Наиболее отчетливо иерархия ценностей вытраивается в экзистенциальных ситуациях, ведущей из которых является встреча человека со смертью.


Интересными представляются наблюдения женщины, которая много лет работала в хосписе. В её обязанность входило облегчение состояния умирающих пациентов, с кем она проводила последние дни и часы. Из своих наблюдений она составила список основных сожалений людей, подошедших к самому краю жизни, сожалений людей, которым оставалось жить считанные дни, а может даже и минуты. Вот они:

1. Я сожалею, что у меня не было смелости, чтобы жить жизнью, правильной именно для меня, а не жизнью, которую ожидали от меня другие.

2. Мне жаль, что я так много работал.

3. Мне жаль, что у меня не было смелости выразить свои чувства.

4. Мне жаль, что я не поддерживал отношения со своими друзьями.

5. Мне жаль, что я не позволил/позволила себе быть более счастливым.

В ситуации экзистенциальных кризисов жизни человек неизбежно встречается с вопросами своей идентичности, и обращение к ценностям, их ревизия позволяет «отделить зерна от плевел», заново выстроить для себя их иерархию, которые составят костяк подлинной идентичности. В этом контексте кризисы можно воспринимать как шанс родиться.

В ситуации психотерапии терапевт нередко создает условия для такой встречи человека с самим собой, которая приводит к обретению подлинной идентичности и психологическому рождению. В этом для меня и есть цель психотерапии.

Автор — Геннадий Малейчук

Предыдущая статья
Следующая статья
Похожие статьи